Из чего складывается жизнь художника так, что приводит его не только к мольберту, но и к дереву, камню, металлу? Что внутри человека, о котором отзываются как об одном из лучших учителей и крепких, глубоких и разноплановых мастеров? Серьёзном таланте, прибавляя, что Сергей Смолеевский при этом очень скромный. Интересно? Тогда «за мной, мой читатель», как сказал бы Михаил Булгаков, и это неслучайно. Литературный интерес в работах нашего героя тоже присутствует.
Факты биографии
Сергей Смолеевский родился в 1964 году в Рязанской области. Окончил художественно-графический факультет Липецкого государственного педагогического института в 1989 году. Помимо родной альма-матер Сергей Егорович проходил обучение на факультете повышения квалификации преподавателей в Санкт-Петербургском государственном академическом институте живописи, скульптуры и архитектуры имени Репина (рисунок, скульптура) и в Московском государственном университете дизайна и технологии по направлению «Декоративная композиция». Смолеевский — автор пяти учебных пособий для студентов ХГФ, ИКиИ.
Работает преподавателем на художественно-графическом факультете института культуры и искусства ЛГПУ имени Семёнова-Тян-Шанского.
Свою основную активную педагогическую деятельность Сергей Егорович успевает совмещать с творческой. С 1990 года он постоянный участник художественных выставок различного уровня, как коллективных, так и персональных. Его работы узнаваемы и любимы зрителем. Многие из них хранятся в частных коллекциях России, Германии, США, Швеции. Есть они и в фондах Липецкого историко-культурного музея.
Не только собственные творческие работы Смолеевского, но и работы студентов, выполненные под его руководством, постоянно участвуют в выставках, фестивалях и конкурсах различного уровня, где с завидной регулярностью занимают призовые места.
Ab ovo (от яйца, с самого начала)
— Сергей Егорович, можно сказать, что я сейчас получаю искусство из первых рук: мы беседуем на вашей выставке в Липецком историко-культурном музее, где можно постоять у ваших работ, проникнуться их настроением и даже «напитаться» секретами мастерства от самого автора. Судя по названию выставки «Повторение пройденного» 6+, настал черёд осмысления какого-то большого этапа творческого пути. А как вы оказались в искусстве с самого начала?
— Жизнь вращается без остановки, но мы всё равно делим её на периоды, оглядываемся назад, делаем выводы. Сейчас мне 60 лет — получается, что эта выставка юбилейная, а юбилеи побуждают к некоторым мыслям о пройденном. Вначале же были детство и юность с желанием охватить глазами весь мир и всё время рисовать. Так бывает у большинства. При выборе профессии у меня не было никаких сомнений.
— Разве бывают художники автоматически, не по призванию?
— Наверное, но это исключительное явление. У художника должно как-то сердце «загореться», и он должен почувствовать в себе силу. Ведь нельзя же чувствовать то, чего в тебе нет. Меня всегда тянуло к рисованию. Хотелось рисовать хорошо, лучше, думать и выражать мысли, отражать реальность и воспоминания, свою красоту утверждать. Призвание?
— Думаю, да. Но всё равно толкнуть в мир искусства человека легко, особенного маленького. Ведь так приятно думать о своём предназначении. Вот вы не ошиблись с выбором пути. Кто указал и поощрил вашу дорогу в искусство?
— Помню, ещё в средних классах школы я рисовал, любил лепить из пластилина, причём уходил в эти дела настолько, что голова слышала, о чём говорят на уроках, а сам я находился далеко-далеко, рисуя разные сюжеты. То, что вижу — одноклассников, учителей, либо то, что приходит в голову. Учителя не обижались, наоборот, видя мой интерес к изобразительной деятельности, оказывали поддержку. Учитель изобразительного искусства меня поддерживал крепко и учитель автодела. Вообще получилось так, что учитель автодела учился в ту пору в Липецком пединституте, и он мне сказал: «Есть такой факультет, худграф. Там как раз место таким, кто рисует постоянно». И я благодаря его рекомендациям поступил на художественно-графический факультет Липецкого государственного педагогического тогда ещё института, который теперь превратился в Институт культуры и искусства ЛГПУ имени Петра Петровича Семёнова-Тян-Шанского.
Обретение себя
— То есть учитель помог вам, простому ребёнку, у которого есть спонтанное желание рисовать, самовыразиться, выбрать свой творческий путь, а значит, судьбу, жизнь…
— Да, я в этом благодарен учителям, и школьным, и вузовским. Когда я оказался на худграфе, понял, что это действительно моё. У меня была страсть к учёбе, к приобретению совершенного мастерства. Работал и практически, в мастерской, и изучал теорию, соответствующим образом связанную с изобразительным искусством, историей искусства, теорию перспективы, другие предметы. Из того, что представлено на выставке: скульптура, графика и декоративно-прикладное искусство — все эти направления, которые смешались во мне, во время учёбы были у нас в качестве учебных дисциплин.
В дальнейшем, окончив институт, был распределён учителем изобразительного искусства в сельскую школу Липецкой области. Начался другой этап в жизни, и это тоже изобразительная деятельность.
Учить — это учиться
— Сергей Егорович, я слышала, как вы здесь разговаривали со школьниками, студентами, пришедшими на выставку. И диалогом, и через свои работы используете малейшую возможность для обучения. Вы как ступили на педагогическую стезю, так и учите беспрестанно?
— Как ни скучна истина, что в годы учения надо учиться, она истина. Причём где бы будущий художник ни находился. Но он и должен учиться постоянно сам. Когда становишься педагогом, открываются новые траектории. Дети задают вопросы, интересуются, и если ты не знаешь, то ищешь ответы, то есть идёт обучение уже для себя. На том этапе я периодически вспоминал фразу «Docendo discĭmus» (обучая других, учимся сами). Если раньше было достаточно что-то уметь, то теперь необходимо было не только уметь, но и научить, объяснить, как это делается. Самому соответствовать статусу человека, который имеет право учить.
Что-то показываешь ученику, рассказываешь и сам совершенствуешься, экспериментируешь, как этого достичь. Так в ходе работы идёт постоянное творческое самовыражение, оно способствовало поискам своего содержания. Правда, тогда времени на чистое творчество было мало, но зато, наверное, именно тогда выработался собственный несколько минималистический графический язык, который не требует большого количества времени для выполнения практической работы, но который вбирает концентрированные смыслы.
— Приблизительно в это время вы перешли работать в вуз?
— На втором году работы в школе я перешёл на полставки, став параллельно преподавать на худграфе. Это было в 1991 году, меня пригласил дипломный руководитель, заведующий кафедрой декоративно-прикладного искусства Виктор Фёдорович Григорьев. В процессе работы над дипломом он проникся моей работой, и у него сложилось обо мне хорошее впечатление, мне тогда казалось, слишком завышенное, комплиментарное.
— Почему же завышенное? Вы серьёзный мастер, другая вершина, рядом… (Стараюсь подавить своё удивление этим деликатным, чутким, скромным человеком, самой быть предельно чуткой и осторожной. И задаю вопрос о таланте).
Выучка или талант?
— Тут нельзя сказать, что главнее. Зачем выбирать что-то одно? Синтез даёт положительный результат. Умная рука художника — это наживное. Но её нужно нажить. Не будет техники, как ты сможешь выразить что-то оригинальное и самостоятельное? С другой стороны, если ограничиться выучкой, муштрой, то будет технический результат — совершенно сухие, безликие, скучные работы. Если нет озарения свыше, таланта, тоже ничего стоящего не нарисуешь.
— Считается, что у великих была своеобразная техника… А какие большие художники оказали на вас сильнейшее влияние?
— Самые первые впечатления — детские. Когда-то родители купили книгу «История искусства зарубежных стран». Меня там впечатляли репродукции картин и скульптур итальянских художников эпохи Возрождения. Из самых известных — Леонардо да Винчи, Микеланджело, Рафаэль, Сандро Боттичелли. А если раньше копнуть, совсем в глубину детскую, когда у человека рождаются первые ярчайшие впечатления, то вспоминаю занятия в детском саду. Воспитатели показывали нам картины: «Дети, смотрите, вот Левитан. Какая у него красивая золотая осень! А теперь посмотрите в окно…» Мы сравнивали и думали: «Ух ты, правда! Так и есть!» То есть наставники формировали понимание, что искусство — рядом. И это был постоянный диалог с объектами искусства, одна из главных особенностей которых — впустить человека в себя, в своё пространство. И если будет желание у ребёнка — выразить себя, по аналогии.
Уже взрослым, мне посчастливилось поучиться на курсах повышения квалификации в Санкт-Петербургской академии художеств имени Ильи Репина. Помимо общения с преподавателями, мы почти каждый день ходили в Эрмитаж, Русский музей. И педагоги нам зачастую говорили, когда давали какую-то тему композиции: «Сходите и посмотрите, как „дедушки“ эту проблему решали». И они, истинные классики, великие художники, подсказывали, как можно подойти, решить эту композиционную проблему.
«Я ловил соответствия звука и цвета»
— Вообще искусство рождается от искусства?
— Скорее, так. Оно как снежный ком или что-то похожее. Рождается новый уровень, но не качественно, принципиально иной, а эволюционный: поколение одно, поколение другое. А темы, категории осмысления, одни и те же — любовь, смерть, жизнь, добро, зло… Они влияют так или иначе на содержание искусства.
— Сергей Егорович, в ваших работах происходит синтез искусств, слияние нескольких взглядов на жизнь, концепций жизни. Вот, к примеру, ваши графические листы «Тайны ремесла», посвящённые поэзии Анны Ахматовой. А от других работ идёт музыка. Почему так получается? Мы же привыкли, что художник — только с кисточкой и красками.
— А почему у нас семь красок и семь нот? Потому что всё искусство рождается из одного истока. Я всегда хотел, чтобы в картинах чувствовали музыку, чтобы они звучали. Или другой вид искусства, другая стихия, поэзия, например, чувствовалась. Не знаю, насколько мне это удалось.
— Как у Арсения Тарковского: «Я учился траве, раскрывая тетрадь, И трава начинала, как флейта, звучать…». У вас сразу на несколько чувств картины действуют. А графика ещё и метафорична.
— Нельзя картину написать просто так, как будто отфотографировать реальность. Мы пишем не кистью единой, а берём реальность за основу, но излагаем то, что есть внутри нас. Как в русском языке: можно написать диктант, а можно изложение или сочинение. Вот искусство — это изложение или сочинение. И стоящий перед картиной интерпретирует написанное по-своему. То есть рисунок подтверждает мысль художника, а мысль смотрящего рождается рисунком. Сегодня приходили две экскурсии. Я спросил: «Персонаж с графического листа „Страницы Книги Судеб“ находится в движении или остановился?» Это была одной из моих задач — сделать так, чтобы не было определённостей. Так вот и однозначного ответа не было у каждого из присутствующих на выставке.
— Понятно, что не всех можно научить работать в разных техниках и не только «кистью единой», а с разными материалами. У вас же и резьба по дереву и камню представлена, и даже есть недоделанные работы, чтобы продемонстрировать сам процесс творчества. Но всех ли можно научить рисовать?
— Считается, что технически рисовать, то есть получать изображение, в той или иной степени схожее с натурой, при определённой грамотной методике, систематичности занятий и наличии желания можно научить. Когда рисунок есть, а художника не видно. Но если мы говорим о том, чтобы научить не просто срисовывать что-то, а сочинять, то напрашивается опять же аналогия с другими искусствами. Любой ли человек может стать композитором, изучив нотную грамоту? Каждый ли, научившись писать, может стать поэтом?
Беседовала: Светлана Чеботарёва
Фото: из архива героя, автора и из официального сообщества ИКиИ (ЛГПУ) в соцсети
Видео: «Первая афиша»