Актёр — это профессия середины жизни. Когда много можно играть и молодых, и даже возрастных ролей. Артист Липецкого драматического театра на Соколе Владимир Терновых, которому исполнилось 40 лет, занят во множестве репертуарных постановок, играя как заглавные, так и эпизодические роли — вне возраста. А ещё он в этом году удостоился звания заслуженного артиста Липецкой области.

К месту под солнцем

— Владимир, давайте мы условимся для читателей, что будем общаться по-актёрски, без отчеств. А начнём с двери. Много в этой жизни начинается словами: «я открыл дверь». Когда и как вы открыли дверь театра? Или она открылась для вас?

— Случайно открылась эта дверь. Изначально в театре я не собирался работать. Поступил в Усманский аграрный колледж на специальность «правовед». И вот один мой однокурсник как-то предложил: «Пойдём в КВН поиграем». Поиграли и выиграли. Но и тогда я не думал, что буду работать на сцене профессионально. Выбор сделал потом, когда, будучи уже студентом вуза, бросил на третьем курсе юрфак, потому что к тому времени поступил на театральный факультет Воронежской государственной академии искусств и совмещать юриспруденцию и сцену стало невозможным. Поступал в театральный три раза. В первый, опять же, за компанию с другом. Он поступил, я — нет, потому что не готовился. Во второй раз также отнёсся спустя рукава, думаю, в очередной раз съезжу. И опять — мимо. Ну, а в третий раз решил серьёзно подойти к поступлению. Поехал, поступил, выпустился, и вот теперь я здесь.

А сразу после академии я работал в усманском доме культуры два года режиссёром народного театра. И однажды, когда мы играли спектакль, к нам приехал Виктор Николаевич Зябкин, председатель Союза театральных деятелей. Спрашивает у меня: «Что ты здесь делаешь?» — «Я здесь работаю». — «Я тебе другую работу найду». Потом мне из театра позвонили, сказали: «Приезжайте, мы хотим на вас посмотреть». Ну вот, собственно, я и приехал, правда, был понедельник, выходной день, поэтому худрука на месте не застал. Повторно приезжал, но так совпало, что театр был на гастролях. И уже в третий раз Геннадий Владимирович Балабаев сказал взять подписанные документы и с завтрашнего дня выходить на работу. Вот и все «двери».

Поднять градус мастерства

— Мы начали с того, что средний возраст хорош универсальностью в плане игры ролей. Но ваш возраст хорош ещё и тем, что человек уже осознаёт свою нишу в профессии. Как вы для себя её определяете? Какие видите перспективы?

— Часто спрашивают про мечту. Я всегда отвечаю, что у меня нет какой-то конкретной цели. Ставлю перед собой небольшие задачи и их достигаю, потом это всё сплетается в большой ковёр. Возможно, он и есть какая-то высшая цель, я, возможно, пока ещё не понял её, но таким «искусством маленьких шагов» и живу. Стараюсь всё в жизни делать максимально хорошо, особенно если ты находишься у рампы — не щадя усилий. Этому меня научило ещё поступление в вуз. Ко всему нужно относиться серьёзно. Любая работа — это в первую очередь работа, пусть даже и творческая. Не развлечение, не отдых. Если получается у кого-то совмещать, это хорошо, но, как правило, такого не происходит.

В нашу профессию приходят не денег заработать и даже не за славой. Я просто чувствую, что на своём месте могу делать работу хорошо, и если окажется на нём другой человек, то будет, возможно, делать её хуже. Вот, наверное, такая основа. Поэтому на сцене стараюсь брать инициативу в свои руки, потому что большинство людей нужно подталкивать. То есть стараюсь сам плохо не работать и не позволять это делать, по крайней мере у меня на глазах, другим людям. Если так случается, я обязательно человеку об этом скажу, посоветую. И очень часто к моим советам прислушиваются, слава богу.

— Владимир, вы такой волевой человек, но как вы существуете в профессии, где есть зависимость от материала и от императива режиссёра-постановщика?

— Я волевой в профессии, а в жизни всегда слышу чужие аргументы, стараюсь понять чужую логику, встать на другую точку зрения. В профессии же, когда приходишь на новое место работы, надо прислушиваться к тем людям, которые давно этим занимаются. Мне повезло, я застал тех людей, которые были воспитаны и выучены в Советском Союзе. Того образования уже нет, к сожалению, и это касается не только актёрской профессии. У нового поколения странное отношение к работе, точнее, отношение не как к работе вообще. Сегодня интересно — пришли, завтра могут не пойти. Для меня это странно, когда дисциплины нет.

Когда находишься на сцене, нужно заниматься сценой исключительно. Если у вас какие-то личные взаимоотношения с кем-то, то их нужно отставить на время после работы. А в театре следует поддерживать со всеми хорошие, конструктивные отношения. И понимать, что ты здесь навсегда, что некоторых людей будешь выносить ты, а кто-то и тебя. Важно чувствовать людей: на кого-то можно надавить, и он сделает вывод, даст хороший результат. А кто-то может впасть в ступор или воспринять замечание как личную обиду. Но я для себя чётко осознаю: если режиссёр мне сказал, что я где-то не понял его, это не означает, что я, Володя, вышел и делаю что-то неправильно. Режиссёр работает не с человеком, а со способностями актёра, которые он может ему предоставить.

Что касается личной инициативы, то выглядит это так. К примеру, играешь в спектакле эпизодическую роль. Чувствуешь, что люди пробуксовывают, вязнут в болоте, закопались, всё делают нудно, долго. И вот у тебя есть все шансы в этой эпизодической роли выйти на сцену и поднять темпоритм всего происходящего. Если такая возможность есть, её непременно нужно использовать, а не надеяться на кого-то, что кто-то сейчас выйдет и всех вывезет. Хочешь, чтобы было сделано хорошо, — сделай сам. И это касается всего: работы со светом, звуком, установки декораций, грима…

Для кого вся драма

— Я лично видела это в спектаклях, когда один человек, будто делает стойку на скейте, на волне, и всё приходит в норму. А как вы чувствуете зрителя?

— О, настрой зрительного зала чувствуется всегда. Кто пришёл: родственники, друзья, родственники или друзья коллег, критики. Кстати, когда приходят критики, то это ощущают и другие зрители не лучшим образом. Зритель тут же напрягается, неминуемо подхватывает их волну и вместо того, чтобы включиться в происходящее на сцене, как-то реагировать от себя, отталкивается от интересов критики и начинает актёра в бинокль рассматривать. Да, это работа такая, но лучше публике критиков не представлять.

Что касается моего взаимодействия со зрителем, я стараюсь непосредственный контакт не поддерживать, если это не предусмотрено режиссёром. «Четвёртую стену» никто не отменял. Стараюсь не всматриваться в лица, чтобы не выбивать себя из образа и чтобы не отвлекать людей от происходящего на сцене. Потому что, встретясь со мной глазами, люди увидят актёра, который исполняет роль, а не самого персонажа. Тогда разрушишь атмосферу и на сцене, и в зрительном зале.

— А как вы время ощущаете на сцене? И как время должен чувствовать зритель?

— Мы живём в век мобильного общения, постоянно держим в руках телефоны. Как актёру мне это помогает: что-то где-то посмотреть, какие-то интересные профессиональные вещи. Но в целом люди несвободны от мобильных устройств. А на сцене никто не говорит по мобильному телефону, почему-то это людей не удивляет. И мы как будто со сцены говорим: отложите мобильные телефоны, посмотрите, какие люди сидят рядом с вами, какие они могут быть интересные.

Время на сцене по-разному ощущается. Если актёр вовлечён в действие, спектакль пролетает как мгновение, без преувеличения. Это и зритель чувствует. А если артист где-то вне сцены, он уже домой мысленно поехал, кошку кормит или прилёг на диван, то это всё считывает зритель. На сцене врать бесполезно.

Когда на сцене «белый лист»

— Бывает так, что слова забываются? Ведь вы же играете большой пласт классики в том числе?

— Это может случиться с каждым, даже опытным актёром. Мы же не учим тексты, бубня их с утра до ночи. Важно представить, что твой персонаж хочет сказать зрителю и своим партнёрам на сцене. Тогда текст ложится в память, как будто рот сам находит нужные буквы. Бывает так, что человек в начале спектакля ошибся, тогда нужно переступать через эту черту: сделаешь выводы после спектакля, сейчас у тебя другая задача — играть то, что положено по образу, что задал режиссёр, а не вспоминать весь спектакль это слово. Такие поиски будут видны даже по пластике — для коллег, и зрительское внимание сосредоточится не на этом.

У меня был такой «белый лист», когда я играл Германа в «Пиковой даме». В последней сцене, когда Герман погибает как персонаж, я называю одного героя по фамилии. Стою на сцене, готовлюсь к этому эпизоду и вдруг понимаю, что имя этого персонажа стёрлось из памяти. Но я играл с опытным коллегой, он по моим глазам понял всё и сам меня подозвал. Вот это называется актёрский ансамбль. Или был случай во время спектакля «Любовь как стихийное бедствие» («Месяц в деревне»). Прямо в первой сцене я вышел и забыл, как зовут персонажа Александра Андреевича. Останавливаться нельзя. Я погрозил пальцем и сказал: «Нехорошо!» — и пошёл дальше.

Вообще же, я испытываю большое удовольствие от того, что произношу классические тексты. Они написаны необыкновенным, красивым, волшебным языком. Например, роль Мурзавецкого из спектакля «Волки и овцы» просто приятно играть, произносить эти слова. Мы же в современной жизни не говорим так, но это похоже на прекрасную музыку, какую ты, произнося, создаёшь сам. Я бы лучше никогда не написал.

Плохих ролей не бывает

—Ещё такой вопрос меня всегда интересовал, психологический. Человек, играющий роль злодея, сам должен переживать соответствующие эмоции. Онкакбы соединяется ссилами зла, чтобы войти вроль. Иэто накладывает нанего отпечаток. Мызнаем актёров, которые дотакой степени «таскали несвоё», что даже старались походить насвоих героев, иэто заканчивалось почти всегда трагически. Вспомним Высоцкого, Олега Даля.

— Есть два выхода. Первый: когда играете такого персонажа, не надо говорить «я в предлагаемых обстоятельствах» (есть такой принцип системы Станиславского). Надо говорить: я показываю, что бывает с человеком, который так поступает. А второй путь обратный, он продиктован пониманием, что плохих персонажей не бывает, особенно если играешь классику. И нужно, наоборот, найти близкие черты с этим персонажем, отстоять какого-нибудь Кощея Бессмертного, пусть он трижды морально плох. Да, нужно быть адвокатом своей роли.

Ведь если она к тебе пришла, значит, не просто так. Конечно, мы предпринимаем некоторые усилия, но они не направлены на что-то конкретно. И кажется, и это наверняка, что роли как-то притягиваются сами. Это то же самое, когда нет смысла окружать себя людьми, которые не близки по духу. Вокруг нас собираются те, с которыми нам интересно. Вот мне интересно заниматься театром, я и окружил себя людьми, которым тоже интересно заниматься театром. Не бывает маленьких или плохих ролей. Даже эпизодическую роль на две минуты можно сыграть так, что запомнят именно тебя в этом спектакле все зрители.

Беседовала Светлана Чеботарёва
Фото: Сергей Паршин и из архива героя
Видео: архив «Первого номера»