Они старались забыть о войне, потому что её пережили

Свою судьбу два человека связали через три года после Победы. Каждый из них перенёс военное лихолетье по-разному. Александра Афанасьевна — в тылу, Леонид Николаевич — на фронте. За 38 лет брака никто из них не говорил о войне. Только уже в преклонном возрасте женщина фрагментарно передавала, словно самое сокровенное, как наследство, опыт пережитого своей внучке, то есть мне.

Леонид Николаевич Первеев.Годы жизни: 1923–1987. Служил в рядахСоветской армии с декабря 1941 годапо декабрь 1945 года. Воевал на ЮгоЗападном, Сталинградском, Западном,Белорусском фронтах. В первый месяцслужбы был назначен командиромвзвода истребительного батальона.Награждён орденом Отечественнойвойны I степени, орденом КраснойЗвезды, медалью «За победу надГерманией в Великой Отечественнойвойне 1941–1945 гг.», медалью «Ветеран
труда». Воинское звание — младшийлейтенант.После войны служил народнымследователем районной прокуратурысела Ламского. Позднее —преподавателем в техникумемеханизации и электрификациисельского хозяйства в городе Задонске.
Александра Афанасьевна Первеева.Годы жизни: 1929–2023. ВетеранВеликой Отечественной войны.Закончила торговый техникум в городеЛипецке. Более 35 лет проработалав профессиональной сфере. Главнымделом её жизни была семья:поддержка мужа, воспитание дочерии внучки.

Разбитые мечты

В 1941 году Саше Помогаевой (девичья фамилия Александры Афанасьевны. — Прим. авт.) было 12 лет. Бойкая девчушка только недавно с отличием закончила 4-й класс. С нетерпением ждала, когда же снова учиться. В тот год вся детвора посёлка Ламское Волынского района Орловской области (сегодня это Становлянский район Липецкой области. — Прим. ред.) каждый день бегала на стройку. Вот-вот должны были открыть новое здание школы.

…22 июня словно гром прогремел среди ясного неба. Посёлок гудел словом «война». Ещё совершенно непонятным для ума ребёнка. Но тревогу взрослых тут же почувствовало детское сердце…

Ребята успели поучиться в новенькой школе всего три недели. По решению местной власти здание сожгли, чтобы не досталось врагу.

Новые «хозяева»

С конца сентября взрослые мужчины покидали село. Шли на фронт. Из семьи Саши первым забрали отца. 43-летний Афанасий Дмитриевич собрал всех четверых детей, обнял перед дорогой. Со скромным скарбом — котомкой, заготовленной женой Александрой Марковной, — ушёл, слишком скоро затерявшись в людской веренице вчерашних сельских мужиков, а теперь солдат Красной армии.

В ноябре 1941-го в Ламском впервые увидели немцев.

— Я закрываю глаза… и словно это всё было вчера, — рассказывала спустя 70 лет Александра Афанасьевна. — Число не помню, но точно знаю, что это был понедельник. Немцы чувствовали себя абсолютными хозяевами, не сомневались в своей быстрой победе. По выходным не воевали. В субботу и воскресенье они устраивали себе отдых.

Русская женщина

Сверлящий рёв мотоциклов оповестил всё село — враг здесь. Немцы разместились по домам. Хозяев теснили или вовсе выгоняли из родного жилища.

В доме Помогаевых расселилось несколько солдат во главе с командиром-офицером. Мама Александра Марковна, словно коршун, как сравнивала её дочка, защищала своих детей перед немцами.

А те посмеивались и в то же время поражались смелости русской «матки». Так они называли наших женщин.

Один из фрицев нашёл в закромах большую краюшку хлеба. Довольный, шёл к своим похвастаться находкой. Александра Марковна преградила немцу дорогу, схватилась за хлеб и оттолкнула немца с такой силой, что тот полетел в дальний угол комнаты. Немцы расхохотались. А сердце матери бешено билось. Она с гневом подалась к офицеру:

— У меня четверо, один другого меньше. Чем я их кормить буду? — словами, жестами мать пыталась вразумить врага.

Офицер молча достал из кармана кителя фотографию. На снимке стояла женщина в окружении пятерых ребятишек мал мала меньше.

«Это мои. Они там», — оправдывался на ломаном русском немецкий офицер.

С того дня он запретил подчинённым мародёрствовать.

Немцы двинулись дальше. Ламскому повезло. До посёлка то и дело доносились слухи о жестоких налётах врага на соседние населённые пункты. Всего в паре километров прошли карательные отряды СС. Они уничтожали деревни подчистую, расстреливали женщин, детей без разбора, сжигали людей живьём.

Сын не вернётся

5 июля 1942 года на фронт добровольцем ушёл старший брат Александры Михаил. Ему только исполнилось 18 лет.

Для Саши это была трагедия. Брат-защитник всегда опекал сестру. Жалел в работе, забирал себе ношу потяжелее, когда приходилось им, детям, трудиться в колхозе. И теперь вмиг она лишилась родной опоры.

Она запомнила Мишу умным, красивым, спокойным, душевным. Старший брат заменил отца, когда тот ушёл на фронт, выполнял всю мужскую работу по дому. А в редкие свободные минуты рисовал. Сядет на крылечке с бумагой и карандашами. Изображает своих любимцев — кур да петухов. Перед уходом на войну наказал маме:

— Пожалей вон того, с красным хвостом. Пусть поживёт. А там я вернусь домой, и решим.

Но скоро всю птицу пришлось перерезать, еды не хватало.

Через три месяца мать получила извещение: «Михаил Помогаев пропал без вести». Хуже, чем убит. Ещё много лет после войны сердце матери будет надеяться: а вдруг вернётся?
Через год Александра Марковна, моя прабабка, похоронила второго сына Костю. Он умер на её руках от заворота кишок. Муж, слава Богу, вернулся с фронта живым.

Драгоценные хлебушки

Рядом с посёлком проходил большак. Бывало, солдаты по дороге шли сутками. Случалось, ночевали в посёлке. Саше запомнились трое, на вид лет по тридцать. Молодые, одетые в гражданское, в пиджачках, с котомками за плечами.

Старший из них, кажется, косил на один глаз. Сел на лавочку, стал неспешно, потягивая за верёвочки, развязывать домашний холщовый мешок. Достал ржаную лепёшку. Да так и застыл с ней в руках и протяжно, нараспев приговаривал:

«Щас бы я посмотрел… на ма-а-атерь свою-ю-ю. Потом я посмотрел бы на до-о-ощерь свою. А потом поглядел бы я на жену свою-ю-ю».

Новобранец долго ещё сидел так с ржаным хлебушком, вспоминая, видимо, руки матушки, которые, может быть, никогда не тронут его головы. Как она пела, замешивая тесто, и, споро вытирая руки о длинный фартук, закладывала лепёшки в добрую русскую печь, на которой ему, может, уже никогда не погреться.

Они ушли рано утром. А кусочек ржаной лепёшки оставили в доме детям как спасибо за ночлег.

— Мы, дети, наравне со взрослыми каждый день работали в колхозе, натирали кровавые мозоли на руках. Откуда только силы брались? Ведь голодали страшно. Есть было совершенно нечего. За трудодни нам выдавали кусочки хлеба. Летом было полегче, перебивались когда ягодой, когда лебедой. Не понимаю, как выжили. Нашу семью каким-то чудом спасала мама: умудрялась наскребать по сусекам горсточки муки, чтобы испечь хлебушки. Так она с любовью называла скромную выпечку, — вспоминала Александра Афанасьевна.

…С тех военных лет бабушка Шура домочадцам запрещала стряхивать драгоценные хлебные крошки со стола на пол. Только собирать в руку и съедать.

Страхи войны и счастье Победы

Пятилетняя Нина, младшая из детей в семье Помогаевых, больше всего боялась немецких самолётов. Зловещий гул она слышала всегда первой. Девочка выбегала на улицу, падала на землю, закрывала голову руками и замирала.

Так она лежала до тех пор, пока гул не утихнет окончательно. Пока немецкие самолёты не скроются за горизонтом.

Этот страх остался с ней навсегда. Не столь яркий. Но каждый раз при звуке самолёта сердце замирало, напоминая о пережитом ужасе.

— И сколько было у нас, детей, восторга, когда советские солдаты, наконец, отогнали немцев и пришли в посёлок, — рассказывала Александра Афанасьевна. — Мы, завидев издали людей в родной форме, бежали им навстречу с возгласом «Наши!». А день Победы стал для нас самым счастливым днём в жизни!

Пять боевых лет

Мой дед никогда не рассказывал о войне. Даже своей жене. Известно немногое из его боевого прошлого.

В декабре 1941-го 18-летний парень Лёня Первеев записался добровольцем. Попал на Юго-Западный фронт, и сразу его назначили командиром истребительного отряда. Позже перекинули в танковое подразделение. Дали новое направление.

Леонид Николаевич во время Сталинградской битвы получил ожоги второй степени. Сильно обгорели руки и ноги. В госпитале деду повезло. Вместо, казалось, неминуемой ампутации хирург рискнул провести трудозатратную операцию по пересадке кожи по методам Тирша и Девиса. Так значится в архивных документах.

После нескольких месяцев реабилитации его снова направили на фронт. Ещё дважды получал ранения, однако каждый раз возвращался на передовую. Только в декабре 1945 года бойца демобилизовали.

Лишь бы не было войны

Лишь несколько фактов в мирной жизни выдавали военное прошлое Леонида Николаевича. Необычно тонкая кожа ног напоминала папирусную бумагу. Он немного кривил щекой. На руке не хватало фаланга пальца.

В шкафу висел пиджак с медалями и орденами. Особенно в мою детскую память врезалась «Красная Звезда». Как тогда мне казалось, очень похожая на значок октябрёнка.
Дед не вспоминал о войне даже 9 Мая. Лишь с единственным самым близким другом, который тоже прошёл Великую Отечественную, выпивал 50 грамм боевых без тостов и бравурных речей.

Дед не вспоминал о войне. Он переживал её почти каждую ночь. Иногда так сильно, что кричал во сне: «Ребята, вперед!!!» И просыпался от собственного крика.

Дед никогда не ел шоколад, может быть, потому что он напоминал ему о том, как юнцы-добровольцы падали замертво на поле боя с кусочком шоколадки во рту, выданного ребятам за час до атаки.

«Лишь бы не было войны», — как заклинание всегда говорили мои дедушка и бабушка. И заклинание работало, пока они были живы.

Текст: Елена Красилова
Фото из семейного архива