О нашей памяти и любви ярче всего говорят некрополи.
«Если представить себе, что человек, распадаясь после конца, становится основанием всех видов животных, растений и цветов, то окажется, что от Пришвина остались незабудки» — писал Михаил Михайлович Пришвин в «Дневниках» 16+. Я пришла на его могилу не только чтобы принести незабудки, но и — так случилось — чтобы привести её в порядок.
Сирин на кладбище
На московском Введенском кладбище нет указателей к могиле Пришвина. Есть просто карта у входа в некрополь, расчерченная на секторы, без информации о захороненных здесь. Разве что указаны военные братские могилы. Зная, что Пришвин погребён на 18-м участке, прошла мимо погостной лютеранской церкви, держась колумбария и кладбищенской канцелярии. Пришвин похоронен на краю кладбища, недалеко от стены. В гуще крон не сразу увидишь памятник — сказочную птицу Сирин. В славянской мифологии она символизирует абсолютное счастье, а в западноевропейской, наоборот, — беду. Кажется, и в жизни Михаила Михайловича Пришвина, и за могильным рубежом оба символических смысла проявились с одинаковой силой.
Пришвин думал о счастье, боролся за него всю жизнь, будучи любимым сыном матери, которому она негласно, собственным примером, передала эту борьбу. Могильный памятник скульптору Сергею Конёнкову он заказал на последнем году жизни, во время болезни. Пришвин не просто дружил с ним, а был близок по духу «русскому Родену», поэтому пожелал, чтобы на собственной могиле стоял памятник этого мастера. Когда Михаил Михайлович умер, вдова писателя Валерия Дмитриевна Пришвина рассказала скульптору о воле супруга. Они пошли на Введенское кладбище. Конёнков увидел, что в соседнем ряду с Пришвиным похоронен Виктор Васнецов, которого тоже хорошо знал, и решил обоим своим друзьям создать памятники.
Через некоторое время, придя в мастерскую скульптора, Валерия Дмитриевна увидела белое мраморное изваяние птицы Сирин, сидящей на каменной глыбе с распахнутыми крыльями-опахалами и слегка откинутой назад головой.
«Это Феникс?» — спросила она о своём заказе у Конёнкова.
«Нет. Это птица Сирин из древней русской мифологии — символ счастья!»
Посетить писателя, имея запас прочности
На Введенском кладбище столицы до революции находили последний приют иноверцы, поэтому оно и называлось в народе немецким. После Октября стали хоронить всех, но преимущество отдавалось учёным. Здесь также похоронены Люсьен Оливье, автор рецепта салата и владелец ресторана, где его подавали, «святой доктор» Гааз, мукомольный магнат Эрлангер, лётчики эскадрильи «Нормандия-Неман», Александр Овер — лечащий врач умирающего Гоголя. Склеп этого доктора в запустении, что нередкость на Введенском. А в начале прошлого века это кладбище считалось самым опрятным из московских некрополей.
Когда же я пришла на пришвинскую могилу в июне, подумала:
«Лучше бы писателя похоронили в Ельце…»
Тогда я почти обезречила от того, что увидела. Погост писателя зарос сорняками. Среди бурелома лежала обрезанная пластиковая бутылка с остатками зелёной, зацветшей воды. В ней — превратившийся в гербарий пион присох к гранитной плите. Тут же валялись грязные цветы из пластика и ткани (увы, классика запущенных могил в России).
Надев на руки полиэтиленовые пакеты, выдернула сорняки, выбросила всё грязное и испорченное. Посыпала в цветник пригоршню елецкого чернозёма. Поставила фотографию с рекой Сосной под Вознесенским собором и надписью на ней: «Елецкая земля — родина Михаила Михайловича Пришвина». Пообещала себе приехать ещё раз. Возможно, об этом не стоило бы писать: когда мы в своей жизни опираемся на моральные стимулы, то часто молчим. И это правильно. Но здесь речь идёт об известном человеке, которого не было бы без нашей земли.
Сознание мучил диссонанс: как же так, Михаил Михайлович Пришвин — цельный писатель, наш земляк, и в это время у нас в городе огромное полотно-растяжка висит на фасаде краеведческого музея: «Я пишу о том, что люблю…». Защищаются диссертации, куются учёные степени на его творчестве, организуются масштабные конференции, пришвинские выставки фотографий, есть школа, носящая имя Пришвина, в Ельце. А о самом писателе забыли.
«Попробую к вам дотянуться…»
Во второй раз приехать к Михаилу Михайловичу я готовилась заранее, приурочивая визит к сентябрьскому отпуску. Заказала его портрет с антивандальным и антикоррозийным покрытием: на нём писатель сидит, обнимая собаку. Улыбаются оба: Пришвин и пёс. Он любил собак, даже дом выбирал с расчётом, будет ли он удобен собакам, и однажды признался: «Собаки меня вывели в люди». Чтобы этот портрет не летал по кладбищу, гонимый ветрами, с креплением мне помог знакомый московский инженер-конструктор. Также писатель «разжился» вазой со штырём: неужели Пришвин достоин неряшливых, обрезанных пластиковых бутылок?! Из цветов — ландыши, всё те же незабудки, с которыми ассоциировал себя писатель, — искусственные, но реалистичные в дополнение к живым розовым гвоздикам. Собрав всё и вооружившись мешками для мусора, перчатками и совковой лопатой, двинулась по привычному компасу — на Введенское кладбище.
Рядом с входом в метро «Семёновская» — стремительная магистраль, превращающая поток машин в бесконечную ленту. До Лефортова, где расположено Введенское кладбище, ехать несколько остановок наземным транспортом. Пока ждала автобус, опустила свою объёмную кладь на скамейку, поглядела на сизые затёкшие следы на ладошках. Начался сеяный осенний дождь.
Вдруг прямо передо мной на скамейку села птица — серая, похожая на перепёлку. Лесная. Откуда ей было взяться в шумящей Москве? К тому же птицы в дождь не летают, а эта явилась и уселась, любопытно поглядывая на меня, единственную стоящую у скамьи.
Считается, что ушедшие люди там знают, что мы здесь делаем и говорим о них. А птицы — это всегда вестники.
«Ну вот, к вам еду, Михаил Михайлович», — улыбнулась про себя, глядя на птицу.
«Чив!» — пискнула лесная гостья, с лёгкой хитринкой ещё раз на меня посмотрела и улетела, будто и не было её вовсе…
На кладбище картина не переменилась за три месяца, разве что борщевик вырасти не успел. Чтобы понять масштабы очередного запустения, скажу, что приводила в порядок место покоя писателя три часа. Взамен обрезанной пополам пластиковой поллитровки, опять упрямо появившейся на захоронении, установила вазу перед мраморной птицей Сирин. Из кустов папоротника выгребла фантики от конфет и выудила размокшую от дождей, оборванную книжицу «Лисичкин хлеб», выбросила испорченные искусственные цветы «времён очаковских и покоренья Крыма», отмыла гранитные плиты и скамью.
Сгребла мусор, который носила с могилы в несколько подходов. Установила фотографию, оставила цветы. Стало как-то уютно, свежо и молодо. По-пришвински.
Memento mori
«Memento mori», — говорили древние римляне. То есть «помни о смерти». О том, что это непременно случится с каждым из нас, кажется, помним. Так ведь сказано помнить не о своей смерти, а вообще, об уходе из жизни других людей тоже. Об уважении к смерти, как бы непривычно это ни звучало. Особенно непривычно это крылатое выражение, судя по всему, для тех, кто отвечает за благоустройство могилы писателя.
Мы послали два официальных запроса. Один — в Департамент культурного наследия города Москвы, отвечающий за реставрацию памятника, к состоянию которого, к слову, нет никаких претензий. Конечно, нужно расчистить могильные плиты с уже полустёртыми надписями имён похороненных рядом Михаила Михайловича и его супруги. Забота о памятнике тоже важна — время и надгробный камень точит, и такую сказочную скульптуру. Ответ по предстоящим реставрационным работам могилы Пришвина и ещё 36 могил Введенского кладбища столичный Департамент культурного наследия предоставил исчерпывающий.
«Ты говоришь, разве нам ничего не осталось?..»
Комментарий Департамента культурного наследия города Москвы:
«Надгробный памятник знаменитому писателю представляет собой глыбу белого известняка, на которой расположена скульптура „Птица сирин“. Монумент установлен на гранитном постаменте. Перед ним располагаются две прямоугольные плиты из гранита с памятными надписями и мраморными крестами.
Специалистами проделана большая подготовительная работа. Первым этапом стало проектирование. Предварительно полностью изучено состояние памятника и все его особенности, что позволило разработать проект будущих работ. На сегодняшний день проект согласован Департаментом культурного наследия города Москвы.
Ко второму этапу, а именно к непосредственной реставрации, планируется приступить в 2025 году. Работы пройдут под контролем Мосгорнаследия.
Реставраторам предстоит провести демонтаж всех элементов памятника: скульптуры, постамента, мемориальной плиты с крестами, скамьи и цветника. После этого специалисты очистят скульптуру из мрамора от пыли и почвы, а также обработают элементы памятника защитными составами и дополнительно укрепят фундамент.
Затем монумент установят на историческое место с помощью новых крепёжных элементов. Территорию вокруг памятника благоустроят».
Но вот добиться у другой организации — ГБУ «Ритуал» — информации, кто именно должен убирать мусор и заросли на могиле нашего писателя-земляка, являющейся объектом культурного наследия федерального значения, не получилось и с двух раз. «Не положено по закону давать информацию о владельце могилы третьим лицам», — был ответ «Ритуала».
Так мы не такие уж и третьи! Когда я «очищала от скверны» пришвинский погост, работник Введенского кладбища, немножко помогший мне носить мусор, спросил, не родственница ли я писателю. Ответила полушуткой: «В некотором роде». Вспомнились слова Михаила Михайловича из «Кащеевой цепи» 16+:
«В Ельце род Пришвиных считается основным купеческим родом, так что, если хорошенько подсчитаться, каждый коренной ельчанин мне приходится родственником».
Я не ельчанка, но Елец мне дорог настолько, что при виде издали Вознесенского собора учащённо бьётся сердце. Отсюда просится вопрос, но поставлю точку, потому что он больше похож на вывод: если ответственных за уборку могилы Михаила Михайловича Пришвина de-facto нет, значит, в ответе за порядок на ней я. Ведь теперь вряд ли смогу это оставить. Нас не знают, а Пришвин — вечный.
Текст: Светлана Чеботарёва
Фото автора